Читать интересную книгу Доллары за убийство Долли [Сборник] - Жорж Клотц

— Так уж и быть, давайте выпьем, господин Гроссо. Налейте мне полстаканчика.

Комиссар получил в ответ исполненный благодарности взгляд, а дочь скульптора, следя за тем, чтобы отец не переусердствовал, наполняя свою рюмку, продолжила рассказ:

— Наш жилец уходил обычно из дому во второй половине дня и возвращался иногда довольно поздно. Время от времени он прихватывал с собой чемодан с образцами товаров.

— Его пожитки остались у вас? — поинтересовался Мегрэ.

— Да, большой кофр здесь.

— А чемодан с образцами?

— Его тут нет, — ответила девушка и обратилась к сестре: — Послушай, Ольга, а не взял ли он его с собой, уходя?

— Нет, к тому времени чемодана здесь не было. Он не приносил его домой с того дня, когда отправился с ним в последний раз по делам.

— А что за человек ваш жилец? — спросил Мегрэ.

— Спокойный, мягкий в обхождении, пожалуй, немного меланхоличный. Иногда он часами сидел у себя в комнате взаперти, так что мы в конце концов даже подходили к двери и спрашивали, не заболел ли он. А бывали случаи, когда он с нами завтракал, а потом до самого вечера нам помогал. Несколько раз он на пару дней уезжал, но всегда предупреждал о таких отъездах заранее, чтобы мы не беспокоились.

— Как же вы к нему обращались?

— Господин Жан. А он звал нас с сестрой по именам. Иногда приносил нам шоколадки и маленькие подарочки.

— А ценных подарков не делал никогда?

— Да мы бы их и не приняли!

— Гости к нему когда-нибудь приходили?

— Нет, не приходили. Корреспонденции он тоже не получал. А так как я удивилась однажды, как может торговый агент не вести переписки, он объяснил, что у него есть компаньон, имеющий в городе контору, и почта прибывает туда.

— Этот человек никогда не казался вам странным? — продолжал свои расспросы Мегрэ.

Девушка обвела взглядом мастерскую и пробормотала:

— Это у нас-то!

В этот момент в разговор вмешался скульптор:

— Ваше здоровье, господин Мегрэ! За успех вашего расследования! Как видите, я уже ничего не значу ни в искусстве, ни в собственном доме! Но я не протестую, я молчу. Я, конечно, их очень люблю, но для человека, который…

— Папочка, дай господину комиссару договорить…

— Вот видите!

— Не помните ли вы, когда Мосс в последний раз вышел из дому с чемоданом? — спросил Мегрэ.

Ответила старшая сестра Ольга:

— В последнюю субботу, перед тем как…

Она запнулась.

— Перед чем?

Младшая вновь завладела инициативой:

— Не красней, пожалуйста, Ольга, — сказала она сестре и вновь обратилась к комиссару. — Мы всегда подтрунивали над Ольгой по причине ее неравнодушия к месье Жану. Хотя он намного старше ее и вовсе не красавец, но…

— А ты-то сама? — перебила ее Ольга.

— Оставим это. Однажды в субботу, около шести часов вечера, господин Жан отправился куда-то с чемоданом, что нас несколько удивило, так как обыкновенно чемодан он брал с собой только по понедельникам.

— Это было во второй половине дня? — уточнил Мегрэ.

— Да. В ту субботу мы не ждали, что он вернется скоро. Думали, что он уехал на уик-энд, и посмеивались над заскучавшей Ольгой.

— Неправда, я совсем не скучала!

— В котором часу наш жилец возвратился, мы не имеем ни малейшего понятия, хотя обычно слышали, как он открывает дверь ключом. В воскресенье утром, будучи абсолютно уверенными в том, что, кроме нас, в квартире никого нет, мы весьма громко обсуждали некоторые ситуации, связанные с господином Жаном. Как вдруг он выходит из своей комнаты и просит отца раздобыть для него бутылку вина. Вид у господина Жана был совсем больной, он сказал, что простудился. Затем он лег в постель, где провел полдня. Убирая его комнату, Ольга обратила внимание на то, что чемодана там не было. А кроме того, она говорит, что заметила кое-что еще…

— Я абсолютно уверена, что не ошиблась, — вставила Ольга.

— Вполне возможно, ты ведь смотрела на него с более близкого расстояния, чем мы.

— У меня нет сомнения, что костюм на господине Жане был другой. Это тоже был синий костюм, но не его прежний. А когда господин Жан надел пиджак, я увидела, что тот в плечах ему широковат.

— Объяснял ли Мосс вам что-нибудь?

— Не объяснял ничего, да мы и вида не подали, что заметили смену костюма. Тогда-то он и пожаловался, что заболел гриппом, после чего безвылазно просидел дома целую неделю.

— А газеты он читал?

— Конечно, читал, утреннюю и вечернюю, как и мы.

— В его поведении вы не заметили ничего необычного?

— Нет, кроме того, что, когда раздавался звонок в дверь, он немедленно уходил к себе в комнату.

— Когда же Мосс снова начал выходить на улицу? — спросил комиссар.

— Примерно спустя неделю. В последний раз он ночевал здесь в ночь с одиннадцатого на двенадцатое марта. В этом легко убедиться, взглянув на стенной календарь в его комнате, до которого никто не дотрагивался.

— Господин комиссар, что теперь нам делать? — с беспокойством спросила мать. — Вы действительно считаете, что господин Жан совершил преступление?

— Не знаю, мадам.

— Но раз его ищет полиция…

— Вы позволите мне осмотреть его комнату?

Мегрэ провели в конец коридора, и он вошел в просторную, очень чистую комнату, которая была обставлена старой недорогой полированной мебелью. На стенах были развешаны репродукции произведений Микеланджело. В правом углу стоял самый обычный, но огромного размера черный чемодан, перевязанный бечевкой.

— Открывай, Жанвье, — распорядился комиссар.

— Мне выйти? — спросила девушка.

— Почему же? Оставайтесь! — ответил Мегрэ.

Открыть замок, оказавшийся вполне ординарным, было несложно, но вот бечевку Жанвье распутывал довольно долго. Когда же инспектор начал наконец выкладывать на кровать костюмы, обувь и белье, в комнате резко запахло нафталином.

Одежда была настолько разнообразной по своему качеству и «географии», что смахивала на гардероб артиста. Фрак и смокинг имели этикетки одного из знаменитых лондонских домов моделей. Еще один фрак вел свое происхождение из Милана.

Вслед за этим Жанвье вынул из чемодана несколько белых полотняных костюмов, какие носят в жарких странах. Затем появились европейские костюмы — одни модные, щеголеватые, другие — скромные, их мог бы носить банковский кассир. Была тут и всевозможная обувь, сшитая в Париже, Ницце, Брюсселе, Роттердаме и Берлине.

И, наконец, на самом дне чемодана, под листом плотной оберточной бумаги, покоилось старое клоунское одеяние, на которое девушка смотрела с гораздо большим изумлением, чем на все остальные пожитки их бывшего постояльца.

— Значит, господин Жан — артист? — протянула она удивленно.

— Да, в некотором роде, — сказал Мегрэ.

Ничего сенсационного в комнате не обнаружилось. Синий костюм, о котором рассказывали сестры, отсутствовал, ибо Мосс, он же Петерс, именно в нем ушел из дому в последний раз. Должно быть, он до сих пор его носит.

В ящиках стола разбросаны были в беспорядке разные мелочи — портсигары, бумажники, пуговицы от манжет и пристегивающихся воротничков, ключи, поломанные курительные трубки… Но — ни клочка бумаги, ни записных книжек с адресами.

— Благодарю вас, мадемуазель, — сказал Мегрэ. — Вы поступили чрезвычайно благоразумно, поставив нас в известность о своем постояльце. Уверен, что вас в этой связи никакие неприятности не ожидают. Телефона у вас, видимо, нет?

— Был несколько лет назад, но…

И понизив голос, она объяснила:

— Папа не всегда был таким. Потому-то мы и не можем на него сердиться. Раньше он капли в рот не брал. Но как-то раз встретил своих коллег по Академии изящных искусств, которые находились в таком же плачевном положении, как и он. И стал после этого наведываться в одно маленькое кафе в квартале Сен-Жермен, где его приятели основались уже давно. Естественно, частые возлияния всем им на пользу не пошли.

На верстаке, стоявшем в студии, были закреплены разные приспособления, позволявшие измерять, пилить, строгать и шлифовать куски дерева, иногда совсем маленькие, из которых впоследствии выделывались изящные игрушки.

— Заверни-ка в какую-нибудь бумажку немного стружек, возьмем их с собой, — велел комиссар инспектору Жанвье.

Вот уж Мёр будет рад, думал Мегрэ. Ведь благодаря обнаруженной им в костюме древесной пыли полиция все равно когда-нибудь и сама добралась бы до этой квартиры в мансарде дома на бульваре Пастера. Правда, поиски затянулись бы на долгие недели, а может быть, на месяцы, но в конце концов рано или поздно сыщики очутились бы здесь.

Было уже десять часов вечера. Бутылка с вином опустела, и скульптор Гроссо заявил, что проводит гостей вниз, однако разрешения семьи на это не получил.